Он живет один, к одиночеству привыкая, по ночам он дым сигарет вдыхает, мало спит, редко видит сны, а во сне иногда летает, хотя уже лет пять, как пора б перестать.
Когда он выходит из дома, ему под ноги город стелется, ему волосы белит, как седина, метелица.
Он...Он заходит в церковь, когда ему в Бога верится, но не молится, а любуется.
А если не в церковь, то идет по улице и смотрит в небо, когда прояснивает, он чуть волнуется... Ищет звезды, но все напрасно, ведь их почти не видно из-за электрических отсветов. Но он знает, что они ему светят и улыбаются. И он этим знанием, как живым огнем, греется.
А когда не верится, он в комнате запирается, то читает что-то, то пьет, то мается. И напрягается, как струна натянутая, - и мир вокруг него съеживается, сжимается. Он боится, как бы струна не лопнула, он все ищет, куда бы сбежать от звонкого, от переполняющего отчаяния, чьи бы волосы целовать, в чьих бы объятиях спрятаться...
бывает так,
что его мир разлетается,
опрокидывается,
в секунду меняется,
сам он, как чье-то зеркало, разбивается,
как чей-то костер сгорает,
пеплом, золой рассыпается.
И лежит на земле,
в пыли.
А потом он встает на миг постаревшим, прежним, но чуть другим....
И вновь зажигает свечу, или видит звезду, или вдыхает дым.
Но болезненно и надрывно. Напряжение грани.