"Просто мы на крыльях носим то, что носят на руках."
В девяностом году
последнему из рожденных
в Нуменоре исполнится
сорок пять.
Старше, но все же живы
те, кто все еще помнит
таверны Арменелоса,
гостиницы Кранца,
кирху в Хайлигенвальд.
И когда волна отступает,
оголяя то, что лежит на дне
(заколочены окна,
обрушились своды,
но ведь стены и камни - те?),
он решает вернуться
туда, где росли и гуляли,
встретились и обвенчались,
туда, где когда-то
любили друг друга
отец и мать.
"Состарились здесь же
и здесь же на кладбище
похоронены," -
славно смотрелось бы
в этом ряду.
Но им не досталось этого,
им же досталось лихое время,
горькие всходы,
глухая дорога
в чужую землю.
Они ведь не знали, что будет.
Они ведь жили, как им жилось.
Строили дом
и растили сад -
и не сказали ни слова, когда
(к чему это слово?
кому это слово?)
рушили синагогу,
рубили Белое древо,
строили Храм.
последнему из рожденных
в Нуменоре исполнится
сорок пять.
Старше, но все же живы
те, кто все еще помнит
таверны Арменелоса,
гостиницы Кранца,
кирху в Хайлигенвальд.
И когда волна отступает,
оголяя то, что лежит на дне
(заколочены окна,
обрушились своды,
но ведь стены и камни - те?),
он решает вернуться
туда, где росли и гуляли,
встретились и обвенчались,
туда, где когда-то
любили друг друга
отец и мать.
"Состарились здесь же
и здесь же на кладбище
похоронены," -
славно смотрелось бы
в этом ряду.
Но им не досталось этого,
им же досталось лихое время,
горькие всходы,
глухая дорога
в чужую землю.
Они ведь не знали, что будет.
Они ведь жили, как им жилось.
Строили дом
и растили сад -
и не сказали ни слова, когда
(к чему это слово?
кому это слово?)
рушили синагогу,
рубили Белое древо,
строили Храм.
Вывозить в море приезжих: рыдающих стариков и старух -
Только в штиль или только по тихой волне
(Хотя каждая старуха вполне могла ещё встать к штурвалу):
Такая волна не мешает слышать.
И наследник того рыбака однажды
Отыскал в старом лодочном сарае
Непонятные обломки каменных статуй,
Незнакомые детали больших машин,
Полусмытые морской водой акварели,
Древний сломанный инструмент,
в котором с изумленьем узнал секстант,
И коснувшись помутневшего зеркала,
Которое будто все хранило чьё-то живое дыханье,
Он вдруг понял почему так рыдали те старики и старухи,
Уходившие в море по тихой волне,
Чтобы услышать, как под водой
Колокол кирхи Хайлигенвальде
Все бьет, и бьет, и бьет